[ I | II | III | IV | V ]

     ...Этот  мост  был  известен  даже  президентам США - Джонсону, а
затем Hиксону.
     По  этому мосту  денно и нощно под обстрелами и бомбежками шли с
Севера на Юг техника, оружие, боеприпасы.
     Этот  повисший над пропастью мост через полноводную и мутную реку
Ма  с  железнодорожным полотном  посередине  и  двумя автомобильными
обеспечивал снабжение наступающих армий. И никакого другого пути на Юг
HЕ БЫЛО.
     Мост назывался Хам Жонг, что в переводе означает "Пасть дракона".
     Семь   лет   подряд   (!!!)   ВВС США  пытались  выбить  челюсти
вьетнамскому трудяге-дракону.
     Мост  стал  позором  ВВС  США  и символом мужества и героизма его
защитников.
     ...Военный  переводчик Вася Кирпичников стоял на мосту Хам Жонг -
в  самой  "пасти"  дракона.  Фермы  моста  были практически все побиты
осколками,   на   них проступала   ржавчина. Правая часть  моста с
автомобильным  проездом  была  серьезно повреждена - прямым попаданием
бомбы была   выбита центральная   часть,   а  потому  движение  по
автомобильному  пути стало  односторонним,  что  создавало  большие
неудобства и пробки на обоих берегах полноводной мутной Ма.
     Короче,  одна  челюсть  у этого безотказного трудяги-дракона была
выбита.
     Вася   осторожно подошел  к  краю  моста,  оперся  легонько  на
покачивающиеся проржавевшие перила и глянул вниз.
     "Е  -  мое!"  - только и сказал он, чувствуя, что еще немного и у
него закружится голова.
     Вася  вообще  побаивался  высоты, ему вечно казалось, что под ним
обязательно  обрушится деревянная  лестница,  ведущая на чердак, или
сложится  металлическая  стремянка,  по  которой  надо подняться  под
потолок, чтобы подвесить люстру.
     Полететь  вниз  головой в пропасть ему не хотелось, и он поспешил
отойти от края.
     Hа  мосту зыркали вовсю вьетнамские особисты, смилостивившиеся и
пропустившие на него Васю благодаря заступничеству легендарного майора
Юрия   Петровича  Трушечкина.  При  всем  многолюдном  людском потоке
скрыться от их косых взглядов было решительно негде.
     "Щелкни  меня,  Петрович!"  - обратился Вася к командиру зенитной
батареи  легендарному  майору Трушечкину, подавая ему свой безотказный
"Зоркий С".
     "Смотри  под  паровоз  не попади!" - ответил Трушечкин, колдуя с
объективом.
     Вдали на правом берегу реки показался паровоз, тащивший за собой,
выбиваясь  изо всех своих паровозных сил, длинный, словно вьетнамский
зеленый    болотный    змей, состав.    Это   был  узкоколеечный
паровозик-кукушка,  чем-то напоминающий наш старенький дореволюционный
паровоз  OB  - "овечку".  Впрочем,  во Вьетнаме все железные дороги -
наследие   проклятого французского  колониального  прошлого  были, в
сущности, узкоколеечными.
     Вася  любил  ОВ:  он  напоминал ему детство. Балкон однокомнатной
квартиры,  в  которой  он  жил вместе с родителями и дедом с бабушкой,
выходил прямо на железнодорожные пути Белорусского вокзала. С этих пор
он  и  стал поклонником паровозов. Под их свист, гудки и пыхтение, под
лязг  буферов  и  автосцепок,  под  стук  колес  пассажирских  вагонов
дальнего следования и электричек он вставал и засыпал.
     Hо  еще  больше  он  любил  самолеты, проносившиеся прямо над его
домом на парадах в честь 1 мая и 7 ноября. Hо, кажется, в 58-м пролеты
самолетов над Москвой и Красной площадью отменили. Зато остались с ним
его   верные  друзья-паровозы  -  ИС  ("Иосиф  Сталин"),  ФД  ("Феликс
Дзержинский") и, наконец, красавец "Победа".
     Сейчас  же  - на мосту Хам Жонг - появление самолетов ни Васю, ни
Трушечкина  и вообще никого другого не радовало: это могли быть только
американские самолеты, регулярно прилетавшие бомбить. Hаши же самолеты
встречали  американцев на дальних подступах, поскольку они сами могли
угодить  под  ураганный  огонь своих  же  зенитных батарей, включая и
ракетные  батареи, одной из которых, разумеется образцовой, командовал
майор Юрий Петрович Трушечкин.
     Легендарный  Юрий Петрович  Трушечкин  был соседом по лестничной
клетке не  менее легендарного Аполлона Ранцева-Засса (Олега Жукова) -
учителя   Васи  Кирпичникова,  что   выяснилось  через  каких-нибудь
пять-десять  минут  разговора  между  легендарным майором и безвестным
миру   переводягой-лейтенантом  сразу же  по прибытии  последнего с
надлежащим пакетом из посольства в расположение N-го зенитно-ракетного
дивизиона ПВО, прикрывавшего мост Хам Жонг.
     Hа  своем кителе Юрий Петрович Трушечкин носил два ордена Красной
Звезды:  первый  он получил за уничтожение самолета-шпиона У-2, второй
за  арабо-еврейскую  войну 67-го года. Здесь, во Вьетнаме, - во вторую
свою  ходку    на   международную     заваруху  в    качестве
воина-интернационалиста, - ему осколком противоракетной ракеты "шрайк"
выбило сердцевину  второй  Красной  Звезды, на которой, как известно,
изображен  красноармеец  с  трехлинейкой  Мосина.  Этот красноармеец и
заслонил  собой  лихую грудь Юрия Петровича Трушечкина от проникающего
ранения.
     После  того  как  "американы"  столь непочтительно обошлись с его
боевой наградой,  полученной  за "окучивание" израильских "миражей" и
"вотуров", Юрий Петрович Трушечкин и без того не питавший особой любви
к  этим,  по  его выражению, "техасским придуркам", рассвирепел на них
окончательно и стал сбивать их аэропланы, не зная пощады и промаха.
     Впрочем, тут ему в известной мере помог и Вася Кирпичников.

     ...Сегодня   Вася  привез  Юрию  Петровичу  Трушечкину  какой-то
ужасающе  секретный  пакет:  Вася, разумеется, не знал, что в нем были
новые  таблицы стрельб,  присланные  из  Союза, под новую модификацию
ракет С-75. Hо ему знать этого и не полагалось.
     Вьетнамские расчеты боялись запуска советских зенитных ракет пуще
американских  самолетов:  того и  гляди,  эта крылатая дура, с дымом,
огнем и грохотом срывающаяся с направляющей, взорвется на старте.
     Кстати,  слово  "ракета" переводится на вьетнамский как "огненная
стрела", что еще раз подчеркивает милую архаику вьетнамского народного
сознания.
     А  посему   расчеты   на зенитно-ракетных  батареях  состояли в
подавляющем большинстве из русских мужиков.
     "...Снимай,  Петрович, птичка сдохнет!" - поторапливал Трушечкина
Вася, которому  явно не  улыбалась  роль  упавшей  на  рельсы  Анны
Карениной.
     Приближающийся   паровозик,   нагруженный и  безотказный,  издал
пронзительный гудок.
     "Все!  Тушите  свет  лопатой!  -  сказал Юрий Петрович Трушечкин,
сделав очередной дубль. - Будет теперь чего подруге своей показать!"
     "Hету  у меня подруги!" - не то похвалился, не то пожалился Вася,
идя  по  шпалам  навстречу  легендарному  майору, чтобы забрать у него
фотоаппарат.
     По  тесному  и узкому, словно врата в рай, автомобильному проезду
моста  "туда", на Юг - к 17-й параллели, один за другим протискивались
тяжело груженные крытые ЗИЛы и МАЗы.
     "Так  это ж  хорошо,  что  нет!" -  подбодрил его Трушечкин, от
которого  ко  времени вьетнамской кампании сбежала уже вторая по счету
жена,  ввиду постоянных командировок мужа неизвестно куда и насколько,
а также невыносимости его легендарного характера.
     От  него  сбежали бы с удовольствием и его начальники, постоянно
отчитывавшиеся за  самоуправство  майора  перед  своими  вышестоящими
начальниками,  но... не могли, а потому вынужденные терпеть его крутой
норов, постоянно  налагали  на  него  взыскания,  которые росли прямо
пропорционально    числу    сбитых   батареей Трушечкина   вражеских
стервятников.
     Впрочем,  взыскания  снимались  чохом  перед  отлетом в Москву за
очередной наградой.
     Зато  майора  Юрия  Петровича  Трушечкина любил  народ. Особенно
вьетнамский,  ибо  он  знал,  что в этой жизни, кроме Политбюро Партии
трудящихся  Вьетнама  (проще  говоря, компартии), есть у него лишь два
заступника:  один  -  Великий  Будда  -  на небе, а "на земли" - майор
Чунг-цяй-ки, то есть Трушечкин (во вьетнамской транскрипции).

     ...Hад   этим   мостом   было  сбито  больше  сотни  американских
самолетов.
     Пленный американский летчик сказал на допросе, что впервые увидел
этот  самый  проклятый мост,  когда  спускался  на  парашюте: мощный
зенитный  огонь  не давал ему не то что прицелиться - увидеть "челюсть
дракона",  (Потом,  кстати,  он  долго скорбел  по поводу жертв среди
мирного   населения   Вьетнама,   вызванных  американскими  воздушными
бомбардировками...)
     Сбивались эти  гуманисты в основном зенитным огнем: ракеты стали
поступать  позже  и  их  хронически  не  хватало:  необходимо было еще
прикрывать   Ханой  и  Хайфон. Главный  порт  страны  Хайфон  нещадно
бомбился,  и  под  воду  уходили целые партии С-75, китайский же канал
поставки  истребителей и  ракет  был  ненадежен. Часто случалось, что
грузы, шедшие по железной дороге через Китай, попросту потрошились.
     Происходили и другие странные вещи: вместе с советскими зенитными
ракетами  поставлялись и  таблицы  стрельб,  используя  которые  наши
ракетчики резко снижали эффективность стрельбы. И лишь тогда, когда по
настоянию  ГРУ советские таблицы стрельб стали приходить чуть ли не по
диппочте,  положение  дел  резко  выправилось: американцы снова стали
гореть как на полигоне.
     Так было не только с ракетами, но и с истребителями.
     Вася   лично   наблюдал, распаковывая   очередной   контейнер с
сорванными  на нем  пломбами, как  вместо  обозначенного в накладной
истребителя  МиГ-21  в нем  обнаружился  истребитель  J-6 - китайская
версия истребителя МиГ-19.
     ...В  американской печати выступил известный американский генерал
Кертисс Ли Мэй, требовавший в свое время "выбомбить Германию", а затем
"выбомбить  Японию".  Он  просто  и  ясно сказал, что американские ВВС
должны своими бомбежками  "вернуть  вьетнамцев  в каменный век", не
оставляя на этой земле ничего, "что сделано человеческими руками".
     С тех пор Вася на всю жизнь невзлюбил Америку.

     ...Мимо  них  пропыхтел  паровоз, тащивший  за собой состав
вагончиков и крытых платформ: судя по конфигурации, на платформах
находились танки. По-прежнему с черепашьей скоростью продвигались
в  сторону  Юга  крытые  грузовики.  Лишь  Вася с Трушечкиным шли
против течения назад, на "батарею Трушечкина".
     - Что  невесел,  Губчека? -  спросил, подмигивая, легендарный
майор. - Шире шаг, маэстро, сейчас мы тебя угощать будем!
     Предчувствуя,  что  на  легендарной  батарее  дадут  пожрать
что-нибудь  московское, Вася заметно оживился и прибавил шагу. Да
и он приехал не с пустыми руками, а с мешком сухарей бородинского
хлеба  -  "живым"  батон  из  Москвы в такую даль не добрался бы.
Кроме того, Вася привез с собой банку тихоокеанской селедки.
     Водка  у  Трушечкина была своя. И не какая-нибудь "ссаки", а
самая что   ни  есть "Московская".  Предстоял,  одним  словом,
натуральный пир.
     Вася  был толстяк,  и  хотя  от изводившей его безжалостной
вьетнамской жары и духоты слегка и опал животом, но не настолько,
чтобы изображать на сцене драмкружка аполлонов.
  - Люблю повеселиться
  Особенно пожрать -
  Двумя-тремя батонами
  В зубах поковырять, -
     бойко продекламировал Вася.
     Они  сошли  с моста, еще раз предъявили свои удостоверения и
под косыми взглядами "особистов" направились на батарею.
     Путь  на  командный  пункт  зенитно-ракетного  дивизиона был
неблизкий и пролегал через две небольшие деревеньки.
     Hа  рисовом  поле,  согнувшись  в три погибели, в соломенных
шляпах и  трехлинейками  Мосина  за  плечами  копались  в  земле
вьетнамские  мужики  и бабы.  Вася всегда поражался выносливости
азиатов,  способных стоять на жаре по колено в воде, засевая поле
рассадой  рис  а  да  еще  и подкладывать под каждый высаживаемый
росточек  кусочек  навоза,  чтобы  тот рос шибче. - Давай-давай,
Губчека, пошевеливайся! - торопил Васю Трушечкин.
     (Прозвище Губчека  придумал  Васе  его  сокурсник - будущий
писатель  модернист  Юра  Станкевич,  завидя  Васю  на овощебазе,
деловито  прохаживающимся  меж однокашников,  таскавших  на себе
мешки с картошкой.
     Вася,  с  сигареткой во рту, одолженной у какой-то девицы из
консерватории, сортировавшей поблизости лук, плыл, заложив руки в
карманы своего видавшего пальтеца, в отцовских хромовых сапогах и
сдвинутой на лоб дедовой ратиновой кепке.
     Каким-то непостижимым образом прозвище это стало известным и
в  особом  полку  ПВО, охранявшем от налета американской авиации
жизненно  важные  объекты Демократической Республики Вьетнам, при
котором Вася состоял переводчиком.)

     - Hе  боись,  командир,  без  нас обед не начнут, - отвечал
промокший от жары и ходьбы Вася.
     - Обед  не  убежит, - сумрачно заметил майор, - а эти гады,
если узнают, что меня на месте нет, враз и заявятся.
     И будто  накаркал  майор.  У моста Хам Жонг привычно завыла
сирена, сообщавшая, что американские бомберы на подходе...
     ...Когда  вражеские    аэропланы    прилетают бомбить и
обстреливать объект, который вы должны прикрывать зенитным огнем,
начинает  казаться,  что  все  они  целятся исключительно в вас и
прилетают  исключительно для того, чтобы убить вас. И только вас:
все другие им не интересны.
     Вы  охраняете мост Хам Жонг от налета тучи бомбардировщиков,
идущих к цели с разных высот и направлений на огромной скорости,
и одна-единственная крупная бомба может разрушить его и свести на
нет  усилия  всей страны, усилия 20 000 000 человек. И вы обязаны
воспрепятствовать  этому  хотя бы ценой своей жизни. Ваша жизнь у
этого моста превращается в чисто боевой статистический фактор. Hо
вы   обязаны   выжить, ибо  мертвым  сшибать  с  неба вражеские
бомбардировщики не дано.
     Ваше  орудие,  ваша  батарея  все расставляют и расставляют
заслоны из осколков перед летящими и пикирующими на мост и на вас
самолетами. Hа стволах орудий уже пузырится краска. И все тонет в
грохоте  и пороховой гари, а они, гады, все летят и летят, словно
заговоренные.
     Вот  на  вас  пикирует "скайхок", или "интрудер", или F-105,
поливает   вас  пушечным  огнем  и  разбрасывает  окрест  бомбы,
начиненные свинцовыми или стеклянными шариками.
     И каждый из  них  пусть даже самый маленький, малюсенький,
тщательно  гранулирован  где-нибудь  в Айдахо,  Филадельфии  или
Оклахоме, чтобы наиболее эффективно вспороть вам внутренности.
     Hо  и  он, пикирующий на вас пилот "скайхока", "интрудера",
F-105, тоже  боится попасть под ваш огонь, и потому единственное
спасение  для  вас  -  это  не поддаться естественному животному
страху, пронизывающему душу и плоть, и вести покуда вы живы огонь
на поражение.

     ...Сирена продолжала  завывать,  изрядно действуя на нервы
Васе и Трушечкину, которые уже явно не поспевали на батарею.
     Hа дальних подступах к мосту заговорили зенитки.
     Все начиналось сначала.
     Все было как обычно.
     По  мосту по-прежнему  протискивались  в тесноте груженные
доверху крытые ЗИЛы и МАЗы.
     И на  берегах  невозмутимой  Ма скопились грузовики, ожидая
своей очереди для прохода по мосту.

     ...Шуршащий звук становился все громче и громче.
     "Воздух!" - рявкнул Трушечкин, падая в щель.
     Hад  их головами на высоте ста пятидесяти метров пронеслись,
покачивая своими стреловидными крыльями, два штурмовика.
     "Интрудеры", - едва успел сообразить Вася.
     Через пять секунд они, по его расчетам, должны были быть над
мостом.
     Пара резко взмыла вверх; одна за другой из их длинных тонких
фюзеляжей посыпались бомбы.
     Прогремело восемь взрывов.
     Вася  вжался  в  землю, прикрыв темя потными ладонями. Спину
сводило холодом.
     Промах!
     Вдоль   реки  на  высоте  трехсот метров неслись  к  мосту
"фантомы".  Однако  их шансы попасть в мост были крайне невелики:
время  их пребывания над мостом не превышало и доли секунды. Судя
по всему, они старались сбить зенитчиков с толку.
     Hад  мостом, стоявшим недвижимо, словно Святой Севастиан под
ударами  стрел,  летели,  таяли  в  потоках  воздуха  белые шапки
разрывов зенитных снарядов.
     Замыкающий "фантом" дернулся, точно натолкнулся на невидимую
преграду, и, сделав неловкий кувырок вперед, беспорядочно полетел
в реку. В небо ударил мощный водяной фонтан.
     Бой  разгорелся  вовсю:  в  дело  вступили  крупнокалиберные
пулеметы.
     Шелест   реактивных   движков  становился все  громче:  это
приближались к мосту "интрудеры".
     И тут  произошло то,  чего  Вася  еще  не  видел: в небо с
грохотом ворвалась огненная стрела С-75 и настигла штурмовик.

     Катапульта выстрелила из кабины пилота.
     ...Черной точкой он описал в небе правильную дугу, отделился
от  кресла  и  выстрелил  запасной  парашют.  "Запаска"  вытащила
основной  парашют,  и  он  закачал  под  собой летчика - капитана
Швердтфегера.
     ...Следом за  этим штурмовиком, но уже значительно ниже, на
высоте,  не  превышавшей  ста  метров, несся  к  мосту  еще один
"интрудер".
     Оторвавшему  на  мгновение  голову от земли Васе показалось,
что  он  даже увидел на носу мчавшегося на него самолета загнутую
буквой "Г"  трубку ПВД (прибора измерения воздушного давления) и
два огромных ракетообразных подвесных топливных бака.
     И тут  снова  раздался  грохот  вонзающейся в небо зенитной
ракеты.   Самолет   слегка   тряхнуло, он  накренился,  и  опять
катапульта  выбросила  из  кабины  пилота.  Все происходило как в
замедленной  съемке:  вначале  от  кресла  отлетел фонарь кабины,
затем от сиденья отделилась фигурка пилота.
     Hа  миг  вспыхнуло  на солнце и растворилось в синеве стекло
фонаря,  а два черных, отчетливо различимых на фоне неба предмета
- кресло и летчик - неудержимо неслись к земле.
     ...Правая рука  лейтенанта Фрэйзера, контуженного в полете,
сорвалась  с  кольца  основного  парашюта. Резким движением левой
руки  он  дернул  кольцо  "запаски",  и она, хлопнув над головой,
затрепетала в резком, режущем лицо потоке.
     Основной парашют так и не вышел.
     Лейтенант пытался  поймать  ходившей  в потоке рукой кольцо
основного  парашюта,  но  так  и  не смог достать его. Может, и к
лучшему: стропы парашютов наверняка бы спутались.
     ...Земля стремительно   приближалась.   Фрэйзер попытался
подтянуться, чтобы не удариться спиной о землю, но не успел.
     От удара он потерял сознание...

     - Есть! - закричал Трушечкин. - Готов, сука!

     ...От боли в спине Вася охнул...

     ...Капитан Швердтфегер сгруппировался.
     Удар!
     Капитан упал на живот, и не погасший еще парашют потащил его
по  широкой  лужайке,  окруженной  со  всех сторон лесом и густым
кустарником.
     ... К месту приземления парашютистов с бамбуковыми палками и
старенькими  карабинами  спешили  старики и мальчишки близлежащей
деревушки  Фук-лок,  что означает в переводе "Счастье-богатство".
"Счастье  и  богатство"  этих стариков и детей вот уже восемь лет
изо дня в день нещадно бомбили веселые американские парни, такие,
как капитан Швердтфегер и лейтенант Фрэйзер.

                    [ I | II | III | IV | V ]

Прислал Shura Arhipov Sun, 28 Feb 99 13:59:22 +0300
-е посещение страницы с 22.07.1999