— «Амур»! Я— «3аря», — нарушил тишину чей-то голос из бункера.
— Слушай меня внимательно. Непокойно. Старт отменяется. Точнее, переносится на завтра...
«Все правильно, — отшутился я. — Кто же улетает в космос по понедельникам, да еще тринадцатого числа».
В январе 1969 года на экраны вышла документальная лента о полете космических кораблей «Союз-4» и «Союз-5». В ней есть кадры, где «Космонавт-13» Владимир Шаталов шагает по бетонным плитам стартового сооружения. Наверное, мало кто обратил внимание на странную деталь — обувь космонавта: он то в ботинках, то в унтах. И это на сравнительно коротком участке пути. А «хитрость» вот в чем: кинохроника снимала Шаталова 13 января. Погода на Байконуре в тот январь была морозная, и космонавт надел унты. Старт в тот день не состоялся. На следующий день он решил: пойдет в ботинках, все равно перед посадкой в корабль «земную» обувь снимать. Когда монтировали этот незамысловатый сюжет для широкого показа, отобрали, наиболее «эффектные» кадры. Вот и появилась в документальном кино эта несуразица.
В официальном сообщении ТАСС было объявлено, что запуск космического корабля «Союз-4» произведен 14 января, в 10 часов 39 минут. Так оно и было. Однако первоначально старт планировался на 13-е число, на тринадцать часов по местному времени, но...
Итак, 13 января, понедельник, а стартует в космос «Космонавт-13» — таков порядковый номер Шаталова в списке летающих космонавтов. Помню, как на Байконуре шутили: «Сошлись роковые числа. Трижды выпала «чертова дюжина», да еще понедельник — «тяжелый день» — жди неожиданностей и сюрпризов». Однако Шаталов заменить свой номер отказался.
Время предстартовых ожиданий течет медленно. Ракетчики-стартовики синели от холода. Почти три часа на открытой ветру смотровой площадке (в тот морозный день столбик термометра Г спустился ниже двадцати пяти) казались вечностью.
— Объявляется десятиминутная готовность, — наконец-то прохрипел заиндевелый динамик, и наступила пауза.
Уже разошлись фермы обслуживания. Теперь дело за кабель-мачтой, которая отойдет по команде «Земля-борт!» Это — как разрыв пуповины: ракета переходит на автономное питание. Но, что это? Часы идут, отсчитывая последние секунды, а привычных команд не слышно?..
Не стану описывать, что было дальше. Трудно подобрать слова, чтобы передать ощущения, которые лавиной вдруг обрушились на меня: настороженность, предчувствие чего-то неотвратимого, растерянность и страх. «Что случилось? Чем это может кончиться? А если вдруг?..» Все это прокручивалось в голове, вызывая нервный озноб.
— «Амур»! Я — «Заря», — нарушил тишину чей-то голос из бункера. — Слушай меня внимательно. И спокойно. Старт отменяется. Точнее, переносится на завтра...
Шаталов вспоминал потом: «Это сообщение — как обухом по голове. Мгновенно погасло лирическое настроение. Я как будто вернулся с небес на землю. Шесть лет шел к этому дню: мечтал, работал, тренировался. И все, оказывается, напрасно. «Вот чертовщина, не верь после этого в приметы». И все же взял себя в руки: «Нельзя раскисать, надо держаться!»... Наконец за бортом послышался какой-то стук, скрежет, я почувствовал, как открыли люк. В лицо ударил морозный воздух. «Не беспокойся, ничего страшного не произошло, — сказал тот, кто первым оказался рядом со мной. — Засомневались в показаниях одного приборчика. Сейчас его еще разок проверят, если нужно — заменят. Ну, а завтра, в это же время, полетишь». «Все правильно, — отшутился я. — Кто же улетает в космос по понедельникам, да еще тринадцатого числа».
Утро 14 января выдалось ясное. Величаво всходило золотое солнце, а в южной части неба висел тоненький серебряный полумесяц. «Как серпик — только без ручки», — подумал, чтобы отвлечься от других мыслей. О старте думать не хотелось: «Ну пришло это завтра, не надо торопить время. После зимы будет весна, потом лето. Будем ждать...»
Мороз покрепчал. «Надеть унты? — подумал Шаталов. — Если отменят пуск и сегодня, не буду мерзнуть». Но в последний момент переодеваться не стал и пошел в ботинках. В назначенное время прибыл на стартовую позицию. Поднявшись на лифте на верхнюю площадку, махать провожающим не стал. «Плохая примета». И при последующих стартах он оставался верен этому своему решению.
Прежде чем сесть в этот корабль. «Тринадцатый» знакомился с невесомостью в самолете-лаборатории
Ракета вывела корабль на орбиту. Впереди была коррекция, этап дальнего сближения и стыковка, а пока — немного свободного времени. Невесомость не принесла ощущения приятной легкости. Скорее наоборот.
— Я подплыл к зеркалу, — рассказывал о своих впечатлениях Шаталов, — что висело на одной из стен орбитального отсека и... чуть не отшатнулся от него. На меня смотрело лицо совершенно незнакомого человека: расплывшееся, опухшее с красными глазами. Не лицо, а какая-то тыква. Неужели это я? «Вот каков он, «привкус» Солнца!» — подумал про себя...
Вслед за «Союзом-4» стартовал «Союз-5», в экипаже которого были Борис Волынов, Евгений Хрунов и Алексей Елисеев. Программа полета была выполнена, хотя не все шло гладко.
Случайные совпадения и недомолвки испокон веков являлись — на горе цензорам — источником метких каламбуров (и остаются таковыми по сей день!). В те годы родился своего рода анекдот: «Шатались, шатались, волынили, волынили, ни хруна не сделали и еле-еле сели». Надо же было истории подобрать имена участников эксперимента с таким расчетом, чтобы все они имели непосредственное отношение к теме остроты. Но это так, к слову.
Первая стыковка позволила строить новые планы, сделать еще один шаг на пути к созданию орбитальных станций. На октябрь 1969 года был назначен запуск сразу трех космических кораблей. На первом предполагалось провести испытания технологической аппаратуры «Вулкан». Это был «Союз-6», который пилотировали Георгий Шонин и Валерий Кубасов. «Союз-7» и «Союз-8» должны были, как говорилось в стартовом сообщении ТАСС, выполнить «маневрирование на орбите». Поскольку маневры задумывались сложные, требовался хорошо подготовленный экипаж. В «Союзе-7» отправились Анатолий Филипченко, Владислав Волков и Виктор Горбатко. На борту «Союза-8» находились Владимир Шаталов и Алексей Елисеев. Им предстояло выполнить самое сложное задание.
В корабль садились в приподнятом настроение. Шаталов шутил: «Снова тринадцатое число, снова понедельник и снова в 13 часов, правда, с минутами, поэтому, Леша, настраивайся на то, что сегодня мы не полетим, стартовать будем завтра». Бортинженер не был расположен шутить: «С тобой только свяжись, на тебя все несчастья липнут».
Пролезая в спускаемый аппарат, Владимир тщательно проверил состояние крышки переходного люка и начал завинчивать штурвальное колесо. Оно легко поддалось, потом пошло с некоторым сопротивлением. Шаталов поднажал и, вероятно, перестарался: одна из спиц не выдержала усилия и треснула в месте сварки. Однако крышка закрылась и, замки сработали. Инструкция в таких случаях предписывает доложить ведущему специалисту по кораблю.
Первые «переходящие»… Женя Хрунов и Леша Елисеев
Шаталов озадачился: «Вот неудача, подумал и тут же сознание обожгла другая мысль: — Сейчас начнутся проверки, а до старта не так уж много времени. Если все это затянется, пуск перенесут. А там — кто знает!»
— Леша, — обратился к Елисееву, — с люком не все нормально.
— Что? — не понял тот.
— С люком, говорю, неприятность. Спицу сломал. Надо докладывать.
— Погоди, как это сломал?
— Поднажал сильнее и... И сломал. — Завтра полетим. Бортинженер сник, но быстро оценил ситуацию:
— Замок сработал, значит все в порядке. Не будем торопиться с докладом, — успокоил себя и товарища.
Однако Шаталов решил иначе: молчать нельзя. Дежурный оператор воспринял сообщение с борта настороженно: «Ждите! Сейчас к вам поднимутся».
Инженеры-стартовики не заставили долго ждать. «Лететь можно, — сказали после осмотра. — Ничего страшного».
— Леша, — в голосе Шаталова звучала хитринка, — успокойся, полетим сегодня: тринадцатого в тринадцать.
Наиболее сложным этапом была стыковка «Союза-7» и «Союза-8». Корабли сближались на затененной части Земли. Световые маяки позволяли контролировать сближение и ориентацию кораблей. Но сам процесс шел со сбоями, бесконечные переговоры с Землей, советы и рекомендации утомляли, после каждой неудачной попытки следовала новая, но желаемого результата достичь не удавалось.
Липкий пот выступал под нательным бельем Шаталова. Корабль не слушался. Ни так, ни сяк. В наушниках голос оператора смолк, только, казалось, сквозь легкий шумовой фон было слышно тяжелое дыхание того, кто находился на связи. Ни часы, ни минуты — секунды текут, даже доли секунд, а сердце командира отстукивает гулко, будто вот оно бьется прямо под мягкой тканью куртки. «Или мы что-то не так делаем, или техника мудрит», — пульсировала тревожная мысль.
— Отставить дальнейшие попытки, — скомандовала Земля. И только тогда двое в корабле почувствовали усталость. А еще то, что этот изнурительный труд и эта внутренняя мучительная борьба с непослушной техникой становятся постоянной необходимостью.
— Не получилось, — вздохнул Шаталов, задержал в легких воздух и на выдохе повторил: — Не получилось!..
Не простым был разбор того полета. Мнения членов Госкомиссии резко разошлись, оценки тоже. Но уже тогда было известно, что в начале следующего года на орбите появится орбитальная станция «Салют» и на ней должен работать экипаж. А работа эта может начаться только после стыковки станции с транспортным кораблем — иначе космонавтов на орбиту не доставишь. Эту миссию должен был выполнить «Союз-10».
И снова встал вопрос об экипаже: «новичков» или «старичков»? Пересилило мнение генерала Каманина: первым кандидатом назвали Шаталова, вторым в экипаж был включен Алексей Елисеев, третьим — Николай Рукавишников.
19 апреля 1970 года Байконур проводил в полет «Салют», 23 апреля готовился старт «Союза-10». Трое сидели в корабле, четко выполняя все то, что положено сделать в ходе проверки бортовых систем. По громкой связи шли обычные переговоры и велся отсчет времени, предупреждая космонавтов и стартовую команду о часовой готовности... Получасовой... пятнадцатиминутной... В корабле уже приготовились услышать команду «Ключ — на старт!», но вместо нее оператор тем же размеренным тембром предупредил:
— «Амуры», потуже затяните ремни, приготовьтесь к эвакуации... Старт откладывается на сутки!
Алексей Елисеев, обычно сдержанный и спокойный, с досадой хлопнул по бортжурналу: «Началось!»
Шаталов, уже привыкший к такому повороту событий, поспешил подбодрить товарищей.
— Не вешать носа, ребята! Все будет в порядке. Завтра обязательно полетим.
— Вечно с тобой происходят неприятности, — ответил Алексей. — Все люди как люди, улетают с первого раза, а у тебя то одно, то другое...
Они выбрались на площадку ферм обслуживания, обхватывающих ракету. Новичок Коля Рукавишников не проронил ни слова, будто все так и должно быть.
— До завтра, — сказал Шаталов, хлопнув ладонью по металлу обтекателя и, обращаясь к товарищам, добавил: — Будем спускаться вниз.
Лифт быстро вернул их на землю. Владимир отметил, что лучше возвращаться через космос, чем спускаться на лифте. Елисеев и Рукавишников промолчали. А случилось вот что: одна из мачт не отошла от ракеты, хотя команда на отход была выдана. Можно было рискнуть, полагая, что в момент подъема ракеты мачта отошла бы сама. И такие предложения звучали. А если не отойдет, если пропорет обшивку ракеты, если носитель завалится в момент отрыва и взорвется? Опасения пересилили. Рисковать, когда на борту люди, — не лучший способ выполнения космической программы.
На следующий день «Союз-10» стартовал. После коррекций корабль перешел на монтажную орбиту. Когда до «Салюта» оставалось 150 метров, Шаталов отключил автоматику и взялся за ручное управление. Все шло штатно, расстояние с каждой секундой сокращалось. Главное на этом этапе — не дать кораблю «гулять» по тангажу и рысканию. И погасить скорость: ведь сближаются многотонные аппараты, к тому же ощетинившиеся антеннами, приборами, различными устройствами.
— Спокойно, ребята, не торопитесь, до конца зоны есть время, — предупредили из Центра управления.
— Сейчас будет касание, — ответили с орбиты.
И тут же космонавты почувствовали глухой удар и услышали трение металла о металл. Началось легкое покачивание. Оно длилось совсем не долго, и вскоре все успокоилось.
— Кажется пришли! — произнес Шаталов.
Потом они убедились, что сработали замки сцепления, произошло стягивание, а затем и жесткая сцепка «Союза» с «Салютом».
— Будем готовиться к переходу? — запросил «Амур-один». Из ЦУПа ответили неопределенно: «Пока отдыхайте».
— Мы не отдыхать сюда прилетели, — включился Рукавишников.
— А мы и не дадим вам отдыхать.
И посыпались вопросы. Земле не понравился этот «глухой удар», последовали долгие переговоры с Центром управления, и после пяти часов полета в состыкованном состоянии экипажу выдали команду не на открытие переходного люка, а на расстыковку.
Вот такая бывает невезуха. Злополучное 13-е виновато или что-то еще? Решайте сами.
Работу на «Салюте» предстояло начать другому экипажу.
В ЦПК он пришел подполковником… Ушел – генерал-лейтенантом
